Нона Норкина >>> Познакомиться с Ноной >>> Пресса

Пресса

 

Изовернисаж
Она рисует ангелов

Художнику Фернану Леже казалось, что линия важнее цвета. Не знаю, слышала ли Нона Норкина о великом французе, но что отдает предпочтение той же линии - факт. Ее работы неоднозначны, за простой формой скрывается сложные чувства.
"Трагичность жизни" - сюжет навеян Томасом Вулфом, романом "Взгляни на дом свой, ангел". Нагие и одинокие, выходим мы в мир и так, до последнего дня своего, одиноки.
"Женщина" - плавная линия, за которой всегда угадывается чувственность, экзальтированность, каприз, но сколько в ней нежности, чистоты, в этой бестелесной (как Нона говорит, "мои женщины, без мяса") оболочке.
В женщинах, как думает Нона Норкина, есть изначальная правота, абсолют, законченность природы. Она, вообще, людей так и воспринимает - "от" и "до", не больше - не меньше.
Начала рисовать лет восемь или семь назад. От тоски. "Страшилки" рисовала, уж не знаю почему, но, видимо, хотелось. А потом - ангелов, серафимов, эльфов - крылатых сущностей, которые высоко-высоко над обыденностью. Я думаю, она рисовала себя. И свои чувства - любовь, растерянность, иллюзии. Она такая же - витает в облаках где-то.
Кто-то сказал ей, ты не художник даже, ты - доморощенный философ, наверно, имея в виду ее увлечение психологией, интерес к человеку: "У каждого из нас внутри черный ящик (не плохое, нет, а скрытое), до которого я хочу добраться". А зачем, Нона? Чтоб еще больше запутаться? И разочароваться? Не слишком ли много для тебя одной?
Как-то протестировала Леонардо да Винчи. Артистка. Рассказывает, великий живописец был сильно привязан к матери, и чувство тревоги, которое компенсировал своей деятельностью, осталось у него на всю жизнь. Страдал, стало быть, комплексом Эдипа.
Своей ученице Ульяне (Нона работает учителем рисования), расставаясь, пожелала: "Надеюсь, что поймешь весь хаос и бессмысленность жизни и, понимая это, поймешь, что человек не ничтожество во Вселенной и что он, маленький, равен ей…"
Есть у Ноны слепая вера в человеческую сущность. Ну и пусть. Пожалуй, это лучше, чем не верить, - легче, по крайней мере.
Она очень сильная, потому что добрая. Это зло - рваное, скрытное, терзаемое. А ей нечего. Она ангелов рисует, с крыльями.

Людмила Круглова

 

Ван, ту, фри…


Просим обратить ваше внимание на важное событие - в галерее на Нижне-Посадской (группа "Зеркало") открылась выставка картин трех художников, носящих одинаковую фамилию: Норкины. Скорее всего, эти картины не имеют к вам никакого отношения, так же как солнце светит независимо от того, живы вы или уже нет. Но посмотреть на него стоит. Вот и мы пошли посмотреть. Через час после открытия выставки.


Ван


Лишнее доказательство того, что можно ничего не рисовать. Вот и Ван выставил серию картин со словами. Хотя на работе № 1 все-таки была картинка-фотография. Когда я ее вспоминаю, то мне кажется, что там пилот-навигатор в шлеме с очками и в кожаной куртке, а на самом деле - там маленький Ван на стуле. Это прекрасно. Еще прекраснее то, что в других работах из этой серии я все-таки пытался найти картинки - может быть, они там нарисованы, бледно так, незаметно? Нет, ничего кроме царапин на стекле я не увидел. После этого мне показалось, что на других его картинах рисунки помещены для непонятливых, а, главное, все равно слова, или скорее то, что за словами прячется. А может быть, рисунки - маска, за которой прятаться еще удобнее, чем за словами. Маленькие белые картины - это большие картины, в которых произошел ядерный взрыв и ничего кроме ослепительной вспышки не видно, только обрывки воспоминаний, клочки мыслей, осколки. Удивительно то, что в таком нежном мире могут существовать ядерные взрывы, но уж видно так все устроено.
А у Кости Норкина так устроено, что всегда идет снег. Снег идет и в Новый год, и в путаных дебрях арктических джунглей, и над мухоморами, и над бабами (над бао-бабами). Надо всеми. Меня просто поражает, как такие гадкие в своем естестве краски могут казаться такими чистыми и естественными. Это, видимо, снег все очищает. Пусть всегда идет снег. Интересно еще и то, что, несмотря на деревья, сугробы и мухоморы, картины кажутся какими-то урбанистическими. Это не природа - это какие-то станки. Среди которых тайная жизнь. А баобабы оказываются просто пляшущими человечками.

Ту

Картины Ноны затерялись, как звездная пыль, среди красных гигантов. Это как в большом городе редко смотришь на облака. Но при желании все можно увидеть. У женщин Ноны Норкиной особые лица, в них чувствуется усталость артистов. Когда человек любит притворяться, но уже очень от этого устал. Он пытается найти среди тысячи ролей свое собственное лицо: перебирает, отбрасывает чужие и ненужные, но ничего у него не выходит. Тонкость и нервность линий особо это подчеркивают. Черты лица неуловимы, как отражение в воде. Еще мне эти рисунки напоминают автографы, когда человек из прихоти или озорства подписывается всегда разными именами, вот только почерк поменять не может (или не хочет?). Я думаю, это просто особо изощренная форма любовной игры.

Фри

Творчество Норкиных всегда вызывало во мне священную зависть.
И другой красоты, кроме норкинской, не любила. И так хотелось никогда с этой красотой не расставаться.
Иногда раньше думалось, что по-настоящему правильна лишь графика. Что Бог создал краски для того, чтобы всех нас сбить с толку. Этой зимой я уже не сомневаюсь. Больше всего понравились белые ВАНЫ. Пять абсолютно белых, как разведенное водой молоко, картин (с еле заметными птицами и стихами - раздумьями). Белые, как утренняя манная каша Ванна, которую он начинает есть с наступлением зимы, потому что она, натурально, похожа на снег.
На цветные картины я постаралась смотреть глазами моей дочки, и мне стало веселее. Стены маленькой галереи стали напоминать страницы иллюстрированных журналов - на картинках-то все есть: и стишки, и звери разные, и человеки, лестницы в небо и морское дно с белыми пушистыми водорослями, сверкающими как зажженные фары…

О. Буркова, А. Мануйлович.

 

Человек среди людей
Ненайденная дверь


У Ноны Норкиной есть подруга - детский онколог. И уж так она страдает за своих пациентов, так мучается их болью! Однажды Нона слушала, слушала ее и говорит:
- Ну нельзя же так, ты должна как-то защищаться, отгораживаться от чужой боли… - Но посмотрела в чистые, печальные глаза подруги и осеклась: - Нет, нельзя, тогда сволочью станешь.
Нона потрясает меня своими противоречиями, Она кажется в высшей степени идеалисткой. В творчестве одержима идеей нарисовать человеческое лицо, которое вместило бы все понимание мира.
- Чтобы инопланетянин посмотрел и все понял про земного человека, - объясняет. - В принципе это возможно, но связано с печалью…
- Почему?
- Потому что все мы смертны. Я хотя и летаю в облаках, но я реалистка (вот те на!). После меня уже меня не будет. Я не верю в перевоплощение души. А ты?
- Верю.
- Везет…
Она говорит, что всю жизнь ищет абсолют - в людях, в отношениях. Но я знаю, что редко встретишь человека столь терпимого к другим, с такой легкостью принимающего все так, как есть.
- Люди, по сути, маленькие, несчастные - от них нельзя многого требовать, - говорит она.
Однажды Нона позвонила мне из своей Чемодановки и радостно сообщила:
- Я протестировалась - у меня высокий интеллект, но психика ребенка!
- То есть?
- Ну, понимаешь, невинность уже потеряна, а женщина еще не родилась.
В другой раз она говорила:
- Я "кошу" под девочку. Но не специально. С учениками (она преподает рисование в школе) выполняю функции взрослого человека, а общаясь с тобой, например, чувствую себя маленькой девочкой. Я выпускаю себя на свободу только с теми, кто меня понимает.
Не всегда, правда, у нее получается. Иногда "несет". Как-то ехала из Пензы домой на машине и забыла, что надо "выполнять функции взрослого человека". Потом попутчики, как ей рассказали, спрашивали у общих знакомых: почему эта Нона такая странная?
Или пришла к подруге:
- А где у тебя та треугольная бутылка? - Нона собирает красивые нестандартные безделушки.
- Да я ее вот только выбросила.
И Нона помчалась на кухню рыться в мусоре. А знакомые подруги, бывшие у нее в тот момент в гостях, пожали плечами.
- Странная какая…
- Воры, преступники, проститутки не странные, а я странная, - ворчит Нона, вспоминая этот эпизод.
Рассказывает:
- Я когда от Анастасии Ивановны Цветаевой уходила, она меня перекрестила. Мне потом сказали, что она так делает с детьми и собаками. Уж не знаю, кто я…
- А как же ты к Цветаевой попала?
- Приехала в Москву, это было весной 1987 года, в справочном бюро узнала ее телефон, звоню: "Дорогая Анастасия Ивановна, я так хочу вас увидеть!" Она холодно: "Что я, памятник?" "Ой, - говорю, - я не думала, что вы такая строгая…" Она засмеялась: "Приходите!" Дала адрес, код подъезда, велела позвонить три раза - иначе не откроют. Знаешь, - прерывает Нона свой рассказ, - я когда домой вернулась, все подробно записала, давай я тебе пришлю?
- Давай.
Вот кусочки из воспоминаний Ноны:
"Звоню, спрашивают: "Кто?" Открывают. Анастасия Ивановна очень маленькая, меньше меня (а во мне 154 см.), очень живая, и пахнет от нее не старухой, а травами (десятилетия уже вегетарианка). В небольшой комнате стол посередине завален огромным количеством писем. Шкаф "спиной" к столу, сплошь в фотографиях, почти все - незнакомые лица, кроме Марины Цветаевой и польской певицы Анны Герман (Анастасия Ивановна ее очень любила и предоставляла свою квартиру для встреч с любящим ее человеком).
Там была в гостях девушка Аня. Позже пришла женщина-скульптор, большая, мужеподобная, с усиками. Анастасия Ивановна нам с Аней сказала, жалеючи эту женщину, что у нее тяжелая судьба, она одинока. В маленькой кухоньке мы попили ароматизированный чай, который принесла скульпторша. Она потом спросила Анастасию Ивановну: "Как вам чай?" Та засмеялась и говорит: "Бе-е-е!", как дети выражаются.
Я все порывалась помыть пол, но они меня все дружно останавливали. Анастасия Ивановна села на маленькую скамейку, мы с Аней - напротив, и стала читать нам свои воспоминания о себе и внучке. Единственное, в чем выражалась ее старость, - она засыпала: немного поспит, встрепенется и опять читает. Еще советовалась с нами, достаточно ли хорошо написан тот или иной эпизод. Говорила, что любит все самое дешевое, а ее внучка, наоборот, все дорогое".
Из Чемодановки Нона отправила Анастасии Ивановне письмо и выполненный акварелью портрет. Ответа очень долго не было, но он все же пришел.
"Милая Нона! Ваше письмо лежало в почте около года. Оно попало в руки, и я, спеша, отвечаю. Хорошо, что у вас сын, значит, вы уже знаете про жизнь, должно быть, проживете не в удовольствие себе… А - для других, в заботах о них, это вы сами - опытом - знаете. Не придавайте искусству большой роли, чем оно заслуживает, - его роль только служебная. Люди, ему отданные, часто впадают в манию величия и тем самым - в большую ошибку, трагическую. Больше прислушивайтесь и приглядывайтесь к религии. Марина в поздней работе "Искусство при свете совести" пишет: "… Когда мне говорят: "М.И., вы делаете великое дело!", я-то знаю, проза - не то, я знаю, кто его делает, - те, перед кем я по улице опускаю глаза: священник и сестра милосердия". Старайтесь не вредить никому и помогать, кому надо, это главное в жизни… Храни вас и вашу семьи Бог! Будете в Москве - звоните, увидимся".
Но увидеться больше не удалось. Хотя года через два Нона отправилась в Москву с корзинкой маминого варенья для Анастасии Ивановны, но та уже сильно болела и гостей не принимала.
Но единственная встреча - подарок судьбы. Ноне вообще везет на великих людей. Прямо в Чемодановку приезжал Юрий Норштейн, создатель знаменитого мультфильма ("Сказка сказок"). Нона показала ему свои рисунки, сделанные тогда кисточкой. И он посоветовал ей рисовать пером.
У нее было как раз то мучительное состояние, которое она называет "ломкой".
Такое ощущение: что-то во мне бродит, чего-то хочется, чего-то не хватает… Однажды вечером я взяла веревку, пошла в пустую комнату. Огляделась: а крюка-то и нет. Постояла, подержала веревку, бросила и пошла спать.
- А если бы крюк был?
- Тоже бы не повесилась. Мне нужно это состояние тревоги, чтобы острее чувствовать жизнь. Творчество - это как роды. Хочешь не хочешь, но оно из тебя вылезет. И при этом будет больно. А роды - это как смерть. Только наоборот. Это нельзя остановить, если даже очень захочешь.
Она рисует не всегда, периодами, что-то вроде "запоя". Тогда была такая ситуация: ей 25 лет, при муже и двоих сыновьях, работает бухгалтером, село Чемодановка. И в папках - листы, на которых черным по белому или белым по черному - ангелы, много ангелов или просто людей, но с летящими руками - крыльями, домики, цветы, земной шарик… Пронзительное сочетание мудрости и детства, не отделимых, несоединимых состояний. Бухгалтер, Чемодановка.
Нона взяла и написала в "Комсомольскую правду", вложила в конверт рисунки. О своей невостребованности и грусти. К ней приехала корреспондентка. И в результате Пенза узнала о самобытной художнице со страниц центральной газеты. Потом уже по проторенной дорожке и пензенские журналисты стали наведываться.
Скромная, но все же слава принесла ей не только положительные эмоции, но и немало проблем. Так или иначе жизнь повернулась. Нона начала участвовать в выставках художников группы "Зеркало". Встретила новую любовь, вышла замуж.
Профессионалом не стала. Пробовала пойти в обучение, честно рисовала какое-то время с натуры.
- Ну скучно, ну тоска же! Профессионализм, конечно, великая вещь… Когда он соединяется на каком-то пике с творчеством, как у моих любимых художников - Шишкина, Куинджи, Ренуара, Ван-Гога, Бердслея. Один ненецкий художник писал: "Искусство социально, творчество биологично". Творчество - это внутренний мир человека, спроецированный на бумагу. А искусство - ремесло, от слова "искусный". Творчество нельзя оценивать, а искусство оценивается, обязательно есть регалии.
В последнее время Нона не рисует крылья. Но лица на ее листах все равно ангельские… Почему, откуда? Я не спрашивала, но она сама ответила на заданный вопрос, прислала записочку:
"В 18 лет я прочитала Томаса Вулфа "Взгляни на дом свой, ангел", и с тех пор это самая моя любимая книга, что называется, на все времена. "… Камень, лист, ненайденная дверь; о камне, о листе, о двери. И о всех забытых лицах. Нагие и одинокие приходим мы в изгнание. В темной утробе нашей матери мы не знаем ее лица; из тюрьмы ее плоти выходим мы в невыразимую глухую тюрьму мира. Кто из нас знал своего брата? Кто из нас заглядывал в сердце своего отца? Кто из нас не заперт навеки в тюрьме? Кто из нас не остается навеки чужим и одиноким? … Немо вспоминая, мы ищем великий забытый язык, утраченную тропу на небеса, камень, лист, ненайденную дверь. Где? Когда?"
И приписка Ноны: "Это, безусловно, трагично. Но, как сказал Леви: "Рай начинается, когда ад пройден до глубины глубин". Именно поэтому я - оптимистка".

С. Февралева. Бессоновский район.

Besucherzahler myspace com
счетчик для сайта



Сайт управляется системой uCoz